Газета «Путь колхозника» (орган Мазановского РУЧКА(б) и РИК,а). Среда. Номер 30 (251). 27 мая 1936 года. Стр.2-3
Ли-Дан
В сопках
Чжао Шан-чи лежал на гребне сопки и следил за полётом японских бомбардировщиков. Они приближались к сопкам. Вслед за ними из горящего города, к сопкам тянулся густой чёрный дым. Возле Чжао Шан-чжи стоит новенький блестящий пулемёт. Чжао сам, своими собственными руками захватил этот пулемёт у японского отряда в бою под Суйбинем. В руках Чжао пулемёт превращается в живое существо — послушное, точное, меткое. И люди, которых судьба сталкивала с Чжао Шан-чжи, навсегда связывали свои жизни с ним. В сопках расположился отряд Чжао — четыреста вооружённых винтовками, гранатами, пулемётами партизан, испытанных в бесчисленных боях с хищным и сильным врагом — японской армией.
У Чжао мягкое приветливое лицо. Следы сабельных ударов бороздят щеки лоб, подбородок. Маленькие умные смеющиеся глаза. Он всегда спокоен. Даже сейчас, когда его сердце загорается гневом. Разведчики подползая на гребень сопки, коротко рассказывают Чжао: город почти весь сожжён, сотни женщин, детей, стариков убиты японскими захватчиками. У молодого разведчика по щекам текут слезы.
— Ты что, боишься? — спрашивает его Чжао Шан-чжи.
— Моя мать, мой отец, сестрёнка, братишка, вся семья моя погибла. Там, где стоял наш дом, теперь черная земля. В золе лежат обугленные тела. Нельзя никого узнать!..
— Крепись, — тихо говорит Чжао — народ отомстит за твою семью, за твоих товарищей, за всех нас. Крепись, нужно бороться до последнего вздоха. Если даже уничтожит наш отряд, на смену нам встанут второй и третий, четвертый отряды. Весь народ поднялся на борьбу. Никто не щадит своей жизни, никто не хочет быть рабом!
Разведчик взволнованно слушает Чжао Шан-чжи, своего бесстрашного командира. Он сжимает винтовку, хмурит брови и горячо бросает:
— Чжао, я не боюсь ничего. Приказывай, и я выполню все, что надо!
Самолёты кружат над сопками. И только головной бомбардировщик застыл высоко в небе над сопкой, на гребне которой, засыпав себя сорванными ветками кустарника, лежит Чжао Шан-чжи. Он лежит на спине и смотрит на небо. Чжао, стиснув зубы устраивает пулемёт у себя на груди и животе дулом кверху. Чжао поворачивает голову в сторону и тихо зовёт: — Ли!
На гребень сопки вползает куст кустарника. Чжао сам обучал своих бойцов маскировке. Ноги Чжао ложатся на спину Ли. Ли помогает держать пулемёт навесу. Самолёт, снижаясь, делает круги, как хищная птица, высматривая добычу. Чжао на глаз определяет расстояние — два ли, одно ли, половина ли. Дуло пулемёта упорно следует за самолётом. Чжао открывает огонь. Пули бьют по крыльям самолёта. Бомбардировщик дёрнулся и начал быстро набирать высоту, уходя в сторону. Чжао, не отрывая глаз от самолёта, ведет непрерывный огонь. Он улыбается. Самолет качнулся раз, другой, стал в пике и рухнул наземь.
Японские самолёты снижаются, обследуют место падения своего вожака, долго кружат. Один из самолётов заметил что-то подозрительное возле сопки, на которой неподвижно лежал Чжао и Ли. Самолёт низко-низко проносился над сопкой. Грохот мотора заглушил треск пулемёта. Самолёт странно задрал нос кверху, качнулся, упал на гребень сопки.
***
Вечерело. Сумерки медленно наплывами на сопки. Партизанский отряд шёл по тропам, покидая своё убежище. Вместе с ним уходили и жители сожженного города. Отряд Чжао Шан-чжи увеличился вдвое. Люди шли молча, низко опустив головы.
Эти люди раньше не отличались весёлым нравом, они прошли суровую беспощадную школу издевательств, насилий, жестокого угнетения. Жизнь вдавила им головы глубоко в плечи! Сегодня партизаны уходили в большой поход, они покидали родную землю, родных людей, сожжённых и истребленных смертельным врагом.
Поздней ночью вышел из сопок небольшой отряд, человек двадцать, не больше. Впереди, чутко прислушиваясь к шорохам идут Чжао и Ли. Все партизаны одеты в японскую форму. Чжао натянул на себя мундир подполковника. Невдалеке деревня. В деревне заночевал японский отряд — три грузовика с оружием и боеприпасами для японских резервистов, поселившихся на лучших землях, отнятых у крестьян. Вместе грузом оружие к резервистам следует группа офицеров.
Возле самой деревни партизан остановил окрик японского часового: «Стой! Кто идёт?» Чжао продолжает идти вперёд. Часовой вскинул винтовку к плечу. Из-за сопок выплыла сияющая луна. У самого дула часовой увидел японского офицера. Бормоча извинения, часовой вытянулся в струну и козырнул офицеру. В следующее мгновение часовой грузно опустился на корточки, выровнив из рук винтовку. Быстрым ударом Ли пронзил ему горло длинным острым ножом. Японский отряд разбил палатки вокруг грузовиков на деревенской площади. Ли повторил удар ножом, предупредил окрик второго часового. Путь к оружию и офицерам был открыт. Партизаны действовали решительно. Оглушенных винтовочными прикладами офицеров и солдат разружили, связали вместе.
Занималась заря. Чжао Шан-чди первым долгом обследовал груз. Счастливая улыбка не сходила с его губ. Захваченного оружия оказалось достаточно для создания нового партизанского отряда. Всё оружие было новеньким.
Автомобильные сирены вызывали на площадь деревенских жителей. В деревню вступил весь партизанский отряд. Чжао Шан-чжи назначил всенародный суд над японскими захватчиками. Крестьяне озлобленными глазами следили за каждым движением японцев. Предложение Чжао Шан-чжи освободить солдат — слепое орудие в руках хищных империалистов — было встречено сухо и неодобрительно. Крестьяне не давали никаких различий между офицерами и солдатами.
— Нас истребляют, — крикнул старый крестьянин, не делая различий между женщинами и мужчинами, между детьми и стариками. Мы требуем казни иностранных грабителей душегубов.
Его поддержало все население деревни. Да и партизаны, которые были вокруг оперевшись на свои винтовки, одобритель слушали старика. Когда Чжао Шан-чжи предложил расстрелять всех офицеров, чувство удовлетворения охватило население деревни и партизан. Из группы японских офицеров Ли вывел того, который говорил с ним на китайском языке.
— Народ, — обратился к офицеру Чжао, приговорил вас к смерти. Народ не может простить вам уничтожение наших городов и деревень. Наш народ никогда не смирится перед иностранными захватчиками. Мы смертельно ненавидим японских поработтителей.
Расстреливали в сопках, за деревней.
***
На сопке обрушились жёсткие декабрьские маньчжурские морозы. 3-я антияпонская народная партизанская армия Чжао Шан-чжи отступала под сокрушительным натиском двух японских дивизий. Генералы Иватосу и Накамура вели широкое комбинированное против партизан. В этом наступлении участвовали танки, бомбардировщики, броневики.
Страдание партизан были неописуемы. Полураздетые и полуголодные, они дни и ночи проводили в суровых походах. Партизанская армия, отступая, несла большие потери. Стат одичавших голодных собак и волков не уклонно шли по следам партизанской армии.
Всю ночь Чжао совещался с командиром отрядов. Разведчики донесли о том, что в лоб партизанам, перейдя реку и оставив на ней большой заслон, движется вражеская колонна. Партизанская армия попала в мешок. Выхода не было. Чжао приказал остановить армию на отдых.голодные бойцы опустились на корточке. Спина к спине, плечо к плечу, согревая друг друга дыханием, сидели в сопках бойцы легендарной партизанской армии Чжао Шан-чжи. Пять тысяч изнуренных партизан, гонимых на смерть, завершали свой ледовый поход.
Со стороны реки появились японские танки. Как дикие хищные звери, цеплялись они за ледяной покров сопок. Соскальзываю, танки штурмовали их. За линией танков шла пехота. Сама пехота стреляла вяло. 30иградусный мороз сковал её инициативу. Солдаты плакали от пронизывающего кости холода, усиливаемого ветром. Электрические батарейки, лежавшие в карманах ватных штанов, тёплые наколенники, собачьки тулупы, ничего не согревало их. Солдаты с трудом меняли позиции, переползая сопки на сопку.
Чжао Шан-чжи понял неизмеримое преимущество, которым обладает его армия, — партизаны выросли в этих ледяных сопках и свыклись жёсткими ветряными морозами. Короткий приказ всколыхнул партизан: по сигналу — взрыв бомбы — ринуться вперёд на танки, на японскую пехоту, перескочить реку.
Вслед за разрывом бомбы тысячи партизан в атаку. Японская пехота быстро откатывалась. Танки открыли по партизанам ураганный истребительный огонь. Груды тел громоздились перед танками, щедро сеявшими смерть. Партизаны продолжали напирать. Они подходили вплотную к танкам, стреляли в щели, забрасывали их бомбами. Отряд партизан опрокинул танк, который скатившись с сопки навалился на другой.
Японскую пехоту партизаны нагнали и смяли. Они с остервенением кромсали японцев на реке. Лёд покрылся кровавой коркой. Партизаны душили и кололи офицеров штыками. Стрелять было некогда. На лёд выходили грозные и уже бесполезные танки. Партизаны теснили обмороженную замученную пехоту к сопкам другого берега. Это был последний этап.
Первые партизанские ряды уже поднимались в сопки, когда оттуда навстречу им застрекотали пулемёты японского заслона. Чжао Шан-чжи упал, поражённый пулей в плечо. Он лежал не более минуты, и, вскочив, не человеческим голосом прокричал: «Братья — вперёд!»
Обезумевшие от грохота выстрелов, крови, боли и голода, партизаны, встретившиеся лицом к лицу со своими смертельными врагами, обрушились на японцев сокрушительной лавиной. Они не щадили своих врагов и не просили у них пощады. Они дрались за свободу своей страны и своего народа. Они прорвали смертельное кольцо японских войск и ушли победителями в сопки.
***
Весна. Вскрылись реки. Далеко в сопках большого костра сидит Чжао Шан-чжи со своими братьями-командирами партизанских отрядов. Зажили раны. Партизанский главком вновь вместе со своими бойцами. Третья антияпонская народная армия собирается в новый поход. Ветер мечется и свистит. Этот свист, как боевой клич несётся с сопки на сопку, на поля, деревни и улицы маньчжурских городов. Он сзывает народ на борьбу.
Шанхай
